О театре жизни

 

Самые наивные люди на свете – теоретики театра. Они считают, что действие на сцене, в романах или фильмах развивается по принципу «наибольшей сложности». Иными словами, все действующие лица из кожи вон лезут, чтобы их собственная и окружающих жизнь была как можно труднее. Они создают себе проблемы на пустом месте, выбирают самые трудные пути и с улыбкой маршируют к пропасти. Без крови нельзя: Буратино должен умереть.

Отелло готов поверить чему угодно, лишь бы был повод удушить жену; сделавши же это, он вдруг оглядывается и закалывает себя, весь ужасе и слезах от содеянного: случилось страшное, супруги кровь пролил.

Классический же пример законов жанра – «Красная Шапочка», где активно чудят все герои: немощная бабушка живет одна в лесу, добрая мама отправляет дочку одну через лес, да еще с пирожками. Не удивительно, что послатая девочка не бежит опрометью через зеленку, а заигрывает с волками – «это» у них в роду явно передается по женской линии. Волк же задался целью питаться по жизни исключительно пряниками и женским мясом. В общем, сделано всё, чтобы съедены были и девочка, и бабушка. Они старательно устранили все шансы для себя. И только расконвойники-лесорубы в итоге могут их спасти.

Трудно сказать, настолько ли наивны теоретики искусства или они просто лгут. Они уверяют всех вокруг, что законы искусства радикально отличаются от законов жизни, в которой [якобы] никто с волками не танцует. Проблем и без того хватает, чтобы создавать себе дополнительные. Якобы!

Но вот что настораживает: глубочайший, эпический драматизм свойственен даже сферам человеческой деятельности, по идее вроде бы вовсе не драматичным.

Непосвященные, к примеру, убеждены, что производство глянцевого журнала – нечто столь же милое и прекрасное, как и сам журнал. Мило щебечут в своих колонках редактора («Недавно я задумалась…»), стильно выбриты и кокетливо улыбаются с фото ведущие рубрик, источают поволоку глаза моделей, угадываются хорошо пахнущие и одетые в дорогих бутиках фотографы и дизайнеры.

Нет, это не обман. Это сцена. И живут здесь по законам сцены. Все брызжут радостью, атмосфера в редакции безоблачная и восторженная; но это радость Красной Шапочки, и безоблачность такая, какая бывает в кино перед взрывом. Настоящий знак беды – словечки «гениальный» и «элитный».

Например, «для нас элитных моделей снимает гениальный фотограф». Чем отличается элитная модель от обычной девчонки? У неё все бедра в синяках, а на плечах «следы волочения». А чем отличается гениальный фотограф от обычного мужчины? Он всего этого не замечает, ставя элитную модель в кадр.

А тем временем гениальные мальчики-криэйторы творят суперскую рекламу, у которой одна проблема – за неё отказываются платить заказчики. Та реклама, которую они приносят сами, тоже занятна: великая идея принадлежит директору, текст написан секретаршей, фотки фоткал сынка главбуха.

Совместными усилиями всех этих людей в мирное время удается создать ситуацию из серии «Случилось страшное». И лишь когда мир на краю пропасти, к делу зовут тех, кто может его сделать: лесорубов, «Дельту» с «Альфой» и другие команды изоляции. Гениальные мальчики не просто имеют полное право размышлять месяцами и закатывать глаза от творческих кризисов – это вообще их долг. У немытых-небритых лесорубов долг другой - сделать всё к обеду: замазать синяки, переписать тексты и вообще всё придумать заново.

Закончив, они должны исчезнуть бесследно. На сцене всегда главными героями являются Отеллы и Красные Шапочки; лесорубы же нужны лишь затем, чтобы сцена не развалилась, и упоительный спектакль не прекратился. Люди делятся на две категории: на одних держится мир, других обожают.

Глупо спрашивать, зачем всякое дело вначале поручать людям элитным и гениальным, а людей нормальных звать, лишь когда болезнь запущена до последней степени. Если бы мы делали по-другому, на Марсе уже росли бы яблони, все дела была бы переделаны, и жизнь была бы убийственно скучна. Историю, жизнь, любовь насыщенными и захватывающими делают именно нелепицы и балансирование на грани. В глубине души мы все это понимаем, даже когда не понимаем этого.

Героизм и драматизм повседневной жизни рождается не из человеческих слабостей, а как на сцене – из хладнокровного замысла.

 

Обратно в алфавитное оглавление

Обратно в хронологическое оглавление