Время человеческой жизни
растянулось до бесконечности. И причина, конечно, не в победах медицины -
они-то как раз сомнительны; дрожащее человечество прощает бездельникам в белых
халатах даже отсутствие радикальных средств от насморка; людей любой другой профессии
за такие проколы в третьем тысячелетии растерзали бы на месте.
Нет, люди не стали жить дольше, но ускорившаяся жизнь накручивает такие петли, что в человеческую жизнь умещается гораздо больше страниц, чем раньше, и само время этой жизни воспринимается по-другому. Еще совсем недавно человеку, достигшему середины четвертого десятка, едва начинали доверять серьезное дело и должности; теперь же, находясь в таком возрасте, ловишь себя на том, что есть, что вспоминать. И есть смысл вспоминать, рассказывать – вокруг совсем другая жизнь, нежели несколькими годами раньше, и те, кто младше тебя всего лет на пять-десять, той жизни уже не застали.
На секунду в комнате нависает пауза, и глядя, как блаженная полуулыбка озаряет лицо их сравнительно молодого начальника, подчиненные в ужасе и тоске закатывают глаза. Интуиция их не подводит, потому что начинается неспешный, бесконечный рассказ («И было у меня две рубахи: одна джинсовая, «Коллинз» - на каждый день, и другая - «Пьер Карден» - на праздники и для стрелок. А пальто-то хорошее у меня появилось гораздо позже, уже при Черномырдине, но я уж как влезал в него по осени, так и ходил до самого Дня независимости. Начальника своего я уважал до безумия… Выполнял все распоряжения точно и в срок…»).
Самое потрясающее, что теперь можно совмещать две роли, казалось бы взаимоисключающие: завершив указанное ветеранское повествование, уже спустя полчаса можно изъясняться в сыновьей тональности «Мама, теперь так уже никто не носит».
Конечно, эта скорость истории несет с собой главную, пожалуй, человеческую свободу: свободу от эпохи. Человеку теперь не обязательно подлаживаться к этой самой эпохе, чтобы жизнь состоялась – если эпоха не дает тебе жить, её запросто можно переждать, поскольку теперь президенты и правящие клики меняются чаще, чем твои любовницы и даже супруги.
Но вместо радости по поводу быстрой смены эпох мы испытываем лишь безмерную усталость. Человек настроен на стабильность и определенность: мы как пассажиры поезда, убежденные, что как можно быстрее должны сойти с него на одной из станций и остаться там жить. Быстро найти работу и работать на ней до пенсии – а лучше вообще не искать, а пойти на завод за углом. Быстро найти кого-то и жить с ним до конца – а лучше вообще не искать, а остаться с тем, с кем играл в песочнице. Точно так же мы приучены погружаться в ту эпоху, которая нам попалась на жизненном пути первою и признавать её безоговорочно своею.
Раньше это не создавало человеку особых проблем, но теперь «своя» эпоха уходит очень быстро, а все последующие воспринимаются человеком уже как «чужие» - всё не так, всё не то. Он упрямо пытается приспособить атрибуты нового на старый лад, жить в новой эпохе старой жизнью. Или подсознание услужливо дарит ему спасительную слепоту, и он вовсе не замечает, что что-то вокруг поменялось.
(Учитывая, что существует лишь то, что в наших головах, то вряд ли будет ошибкой сказать, что теперь эпохи не меняются вовсе – кто-то живет в нулевые годы, кто-то предпочел остаться в шестидесятых или даже сороковых. Более того, пошла такая тема, что человек выбирает себе эпоху по душе, не глядя на календарь: и вот на центральной улице две девушки явно из XXV века косятся на проходящее мимо стало молодых неандертальцев.)
Мы не мыслим себя вне «своей» эпохи, мы гордимся ею как своей страной или своим заводом, считая, что всё это – часть нас; и более того – часть определяющая, без которой «нас» не существует. Однако, только пробуя разные костюмы, можно понять свою внешность, так и смена работ, гражданств, семей – а тем более эпох! - позволяет наконец узнать, кто же мы есть в глубине, в сути своей, безотносительно от внешнего окружения.
Инженер становится кооператором, затем олигархом.
Оглядываясь назад, он с удивлением обнаруживает, что всякий раз он менялся до основания. Вожделенной нашей сути, которую мы несем в себе сквозь эпохи, не существует.
Мы – это эпоха, которая существует в нашей голове.
Обратно в алфавитное оглавление