О монстрах

 

Города живут и растут по каким-то необъяснимым и непознаваемым законам, и тем сильно напоминают лес. Или горы. Или берег моря.

Случайное, казалось бы, сочетание всяких природных сил создает вдруг умилительный уголок – или же, напротив, вид, ужасающий своей мрачностью. С благодатностью или скудостью общих природных условий это связано слабо: в теплых краях немало мест, довольно-таки свирепых, а северная природа часто поражает своей приветливостью и даже праздничностью.

От чего же это зависит? От случайности? Или так проявляет себя дыхание незримых миров?

Еще поразительней, когда те же законы проявляются в городе – объекте, казалось бы, рукотворном, от начала и до конца определяемом человеческой волей.

Однако в том-то и дело, что воля должна направляться чутьем. И это чутьё на природный голос должно быть. Именно поэтому старинные города, появлявшиеся и росшие из чистого сознания удобства их жителей (а удобство они ощущали чем надо, то есть нижними отделами спинного мозга), скроены на диво ладно и уютно. Покажите мне хоть один неуютный старинный город, и я объясню вам, в чем вы не правы.

Это потом пришли времена порывистых людей, либо навязывавших свою волю мирозданию, и не слушавших никого, либо всё же думавших, но думавших исключительно головой, и ничем больше. Они определяли центр будущего города ударом каблука, а направления его улиц взмахами руки. И всегда это была огромная ставка, чет или нечет, середины почти не дано. Если тыкавший каблуками и махавший руками оказывался гением, то город получался столь же великолепным – отличным примером может служить Одесса. Если же с гениальностью была недостача, последствия печальны и сказываются десятилетиями, если не веками.

Было бы ошибкой считать, что этих ребят с линейками и горящим взором не заботит уют и удобство горожан. Очень даже заботит – их эскизы будущих парков и зданий заполнены весело гуляющими людьми. Но это всё взгляд с птичьего полета, сильно искажающий картину, и вместо живых людей в сознании архитектора те самые картонные фигурки, веселящиеся и гуляющие по команде, как хорьки.

Опять же, всякий художник страшен как раз тем, что он считает себя благодетелем человечества. Он всерьез убежден, что в тот день, когда его скульптурное творение «Рябина, как бы перебирающаяся к дубу», мир станет прекраснее, птицы запоют громче, а собаки замолкнут. Простой же, стихийный уют им кажется «нарушением законов композиции»

Конечно, люди, а главное – время, в силах переварить, обжить, приладить под себя даже самый смелый, то есть бесчеловечный архитектурный замысел, который в итоге всё же становится «милым местечком». Получается какой-то нескончаемый поединок: одни обживают, другие коршунами сносят с таким трудом обжитое и строят новый кошмар.

Есть, правда, в любом городе уголки, будто предписанные природой именно для монструозных творений. Люди их обходят стороной, а те, другие, то возводят тучный и аляповатый храм, то прилаживаются построить башню до неба, то устраивают огромный открытый бассейн, то восстанавливают первоначальное убожество.

У нас в городе, кажется, тоже есть такое проклятое место. Вначале оно просто поражало какой-то своей несуразностью, человечьи здания там как-то не строились, деревья в разбитом сквере не росли, и лишь со скрипом притулилась у края лиственничная аллея.

Теперь те времена тихого запустения вспоминаются едва ли не с умилением – там можно было хоть побродить, обдумывая несуразность собственной жизни. Теперь же чудный монстрятник: по склону горы (лестницу так и не сделали) сползает какое-то чудище с башенками, дальше серая коробка одного дворца, потом гигантский керогаз другого. Лиственничную аллейку безжалостно снесли одни орки по приказу других, чтобы пробить широчайшую дорогу к керогазу, по которой должны ходить приснившиеся кому-то орды волейбольных болельщиков.

Нормальный человек теперь туда если и забредет, то будет безотчетно прибавлять шагу. Огромный кусок города, от Харитоновского дворца до Элеватора стал детским парком - застывшей в камне басней с моралью для поучения. Вот они, сынок, плоды волевых порывов, амбиций, желания быть любезным народу, заставить людей жить «правильно» и оставить память о себе на века.

И ты, сынок, увидишь – мы обживем и это.

 

Обратно в алфавитное оглавление

Обратно в хронологическое оглавление