О стыках

 

Всякий раз эта просьба исторгает из груди протяжный стон, глаза закатываются, и только долг гостеприимства заставляет терпеливо препроводить их до скромного обелиска у старой дороги – границы континентов. Всякому уральцу тут скучно, он не понимает, почему приезжих сюда так тянет. В Стамбуле пролив с кораблями и мостом красив, а тут – лес как лес.

Удивительно, но Великий Стык, возле которого стоит город, отлично определяет его суть, будучи, однако, лишь её символом, метафорой, но никак не причиной. В том же Стамбуле Восток и Запад сталкивались,  перемешивались, наслаивались именно по географической причине, оставляя шедевры совместного творчества вроде византийского храма с пришпандоренными по углам минаретами.

У нас если и повинна в чем-то география, то – география места, куда всё время кого-то посылают: то выполнять особое задание, то подальше. Здешняя цивилизация – это цивилизация посланных, волны которых наслаиваются друг на друга: ссыльные уголовники; уголовники, присланные поднимать науку; академики, присланные поднимать науку; ссыльные академики; успевшие покинуть Харьков перед оккупацией; не захотевшие покидать Харьков перед оккупацией…

Стамбул – город контрастов, нестыкуемых стыков, высекающих искры. Но Екатеринбург – тем более город стыков. Потомки академиков, уголовников и крестьян образуют сочетания весьма причудливые и  гибриды, не дающие потомства. Они развиваются своими путями, существуя каждый в своем времени, и разные времена  текут не только с разной скоростью, но и в разном направлении. Принципиально отличные культуры и цивилизации соседствуют с пугающей близостью: ощущение иной раз жутковатое, как в океанариуме, когда прижимаешь нос к стеклу, а с другой стороны в него упирается акула.

Они соседствуют не только в одном квартале или подъезде, но, часто бывает, даже в одной голове. Корреспондента одной центральной газеты поразила надпись на заборе «ГУССЕРЛЬ – ЧМО»: московский гость оторопело понял, что в этом краю не бывает споров – только разборки; даже философы и филологи, если что, берут белку и едут на стрелку. С другой стороны, где еще встретишь преступную группировку, спонсирующую фестиваль документального (!) кино или рок-группу? И сходятся в беспощадной схватке блатари, роняющие на досуге слезу над томиком Бердяева, и потомственные интеллигенты со стальным взглядом.

Город, таким образом, можно считать выражением сути всего современного мира, где враз исчезли спасительные расстояния, позволявшие предкам нашим не замечать людей, живущих по-другому, и даже пребывать в умилительном неведении по части их существования; мира, разность скоростей и направлений развития разных его частей делает их всё более разными. Чужая и чуждая жизнь – вот она, на расстоянии протянутой руки.

И самое время задуматься, глядя на пылающий, раздираемый конфликтами город, - почему мы всё-таки не можем стерпеть, что сосед живет другой жизнью, нежели мы? Можно было бы понять гнев интеллигента, который в подъезде принужден перешагивать через храпящие тела соседей: по идее, должны быть оскорблены его эстетические чувства, представления о высоком уделе человеческой породы. Но гневаются, как правило, как раз соседи, встречая его. Искренне хотелось бы понять, что вызывает бездну эмоций. Какие их чувства оскорблены? Тоже представления о человеческой породе и правильной жизни? Или, напротив, выводит из себя зрелище чужой жизни, более интересной и светлой, нежели их?

Это и удивляет более всего в конфликтах такого рода – они асимметричны: пока одна сторона сходит с ума от бешенства и рвется в атаку, другая почти вызывающе, но безо всякой подначки безразлична. Дело тут, как показывает опыт, вовсе не в неравенстве сил – часто они равны. И даже не в том, что одним идеям и образам жизни неизменно присуща агрессивность, а другим столь же неизменно - терпимость и свобода: гипотетически можно вообразить агрессивный снобизм любого толка.

Но это гипотетически, а в реальности одни читают, другие пытаются порвать страницы, одни строят, другие норовят разрушить. Очень занятно отслеживать подобные ситуации в веках: набеги кочевников на города и тому подобное. Как ни странно, в исторической перспективе нападающая сторона всегда проигрывает – города стоят, а где кочевники?

То ли нападение – путь, ведущий в пропасть, и выбор его определяет гибель; то ли в любое время, не имея иного пути, вынуждено нападать то, что уходит в прошлое, будущее же побеждает одним фактом своего возникновения.

 

 

Обратно в алфавитное оглавление

Обратно в хронологическое оглавление