Если вкратце, версий моей гибели было три.

Конечно, всё это были только догадки, поскольку сведения об обстоятельствах трагедии практически отсутствовали, зато сам факт трагедии сомнений не вызывал: я уехал в отпуск на две недели, а вернулся через шестнадцать дней.

(Приём был теплый донельзя. Меня это удивляло еще в детстве: на переставшего быть без вести пропавшим и вернувшегося спускают всех собак - любовь к отсутствующему заставляла волноваться, волнение разряжается вспышкой злобы. "Если любовь породила в итоге злобу, любовь ли это?" - думал я, сопя в углу.

Тогда я еще наивно верил, что это кончится, когда я стану взрослым. Однако желанная свобода так и не пришла - с годами любящих родителей сменили любвеобильные девушки, и любовь их не менее свирепа, они так же требуют, чтобы я отзванивался, дойдя до булочной. Они и слышать не хотят, что при моей профессии чем чаще сообщаешь своё местонахождение, особенно по телефону, тем больше рискуешь. Своё спокойствие им важнее моего благополучия: женская любовь эгоистична и даже нарциссична, потому мужчины и не понимают часто, что это и есть любовь.

Самый черный день моей жизни достойно завершился, когда моя любимая по телефону назвала меня "сучонком" за то, что я ей не позвонил, а она, зная, что мне плохо, целый день волновалась. После этого я начал мрачно подозревать, что на вернувшегося целым ругаются именно потому, что он вернулся, а всё уж так надеялись...)

Утверждающий обратное рискует многим. В плохие новости у нас не просто легче верят, но только их и видят. Человек, имеющий неосторожность пообещать, что отопление будет вовремя, сразу, еще в июле получает репутацию лжеца и мерзавца; то, что отопление всё-таки включилось, репутации уже не меняет.

В этом же, пожалуй, кроются корни народной нелюбви к рекламным роликам: там всё хорошо кончается. В то время как любой отечественный фильм последнего времени своей безысходностью нагоняет больше страху, чем любой заморский ужастик - там-то сразу знаешь, что через час высадится белозубая пехота.

Проще всего было бы сказать, что опыт поколений сделал нас уже генетически обусловленными пессимистами. Хотя уже непонятно, где причина, а где следствие: самолёты у нас падают с таким постоянством и по столь неожиданным причинам, что задумываешься - а не сбывается ли это коллективное ожидание очередной катастрофы. В конце концов, если считать, что все женщины - сволочи, в итоге выберешь главную...

Но вот что странно: пессимизм должен был бы изгнать из наших сердец страх. Чего бояться, из-за чего расстраиваться человеку, который загодя принял самый дурной исход? Но мы упрямо унываем, ибо под пессимизмом в наших душах скрывается упрямая вера в реальность идеала. Что тоже можно считать национальной традицией, кидающей то в религию, то в революцию - ждать, что с неба вот-вот спустят лестницу. Подлинная причина нашего пессимизма - идеализм, максимализм: если веришь в идеал, норма кажется катастрофой.

Когда за океаном падает небоскреб, детей из школы перестают отпускать одних не там, а у нас. Потому что это у нас уверены, что все фильмы заканчиваются только плохо.

Нет, фильмы заканчиваются хорошо, упрямо возражают из Нью-Йорка.

Вы просто их не досмотрели.