Сразу встает множество личных вопросов, тех, что обычно задают жёны. Там жилья-то нет, да еще какие соседи попадутся... Можно построить себе коттедж с участком - да хоть целое поместье! И вообще, там одни зэки... Нам-то что, у нас охрана будет. Там же телевидения даже нет... Поставим спутниковое! Ну, там и погулять вечером негде... На выходные будем в Париж летать! А детей в тамошнюю школу отправлять? Выпишем учителей из Москвы.

В конце концов, такие деньги дают! Ну и что? Они тебе солнце заменят?

Вопрос встает за вопросом, а ответов всё меньше. Предполагаемое житье рисуется скрашенным множеством приятных частностей, но достаточно унылым в своей основе. Естественное положение вещей оказывается сильнее денег и власти, и это наиболее существенный ограничитель их власти и магии. Но если власть не абсолютна, то она сомнительна.

Солдату может приказывать взлететь хоть генерал, хоть маршал, но он не взлетит. Ему можно сулить досрочный дембель, совать мешок денег, угрожать оружием - но результат будет тот же, то есть результата не будет.

Так же дела обстоят со многими вещами. Нельзя, например, заставить любить за деньги, в приказном порядке или под угрозой оружия - потому что человек не умеет любить в принципе, отговариваясь обычно тем, что для этого ему нужны какие-то веские причины. Как и многие другие товары, этот товар под любыми предлогами не выпускается в продажу лишь потому, что его нет на складе. Попытки любить или взлететь одинаково чреваты падением, а тех, кто любит слишком часто, в народе не любят почти как ведьм с их полетами на ступе.

И в то же время все мы остро нуждается в чужой любви. Впрочем, "любовь" - это ведь лишь термин, обозначающий воображаемое удовлетворение другими каких-то наших неизъяснимых желаний. И насколько мы не в силах описать их, настолько же другие не могут их удовлетворить - когда мы получаем эту самую "любовь", мы быстро убеждаемся, что нам нужно что-то другое...

Мы все хотим друг от друга больше, чем сами можем дать; наша человеческая природа способна вообразить (и сразу возжаждать) такое, на что сама не способна. Мы хотим купить или потребовать от других то, что не способны сделать ни мы сами, ни кто-либо на земле. По этой причине счастье оказывается сомнительным не только в далеком северном местечке, но и на всей планете в целом.

Обобщение, которое мы делаем, глубже, чем может показаться. Например, в молодости человеку кажется беспредельными возможности денег и власти - но как раз в этом же возрасте человек падок на предложения уехать за счастьем в пески, тайгу или тундру. Кроме того, на такие предложения соглашаются разного рода амбициозные деятели - то есть опять-таки те, кто верит в силу денег и власти.

Если же завершать тему переселения в глухие поселки, то на подобное путешествие еще бывают согласны люди пожилого возраста. Круг замкнулся. Кого-то в подобные края влекут неукротимые амбиции - а кого-то, напротив, полное их отсутствие. Разум предписывает всем нам не надеяться на невозможное и оставаться там, где можно получить от жизни по максимуму - на солнечном берегу, в столицах и больших городах; но Мудрость, приходящая ему на смену, учит лишь тому, что от жизни можно получить бесконечно мало, и потому без разницы, где находиться.

Вроде бы малость, но для её достижения понадобилось семь лет напряженной работы и смена государственного строя в половине Европы. Большего мне от жизни не добиться, и мне не нужно от жизни больше ничего.

Но какая разница, где облизывать ложку - в Париже, Екатеринбурге или Лявдинке?