О КОПЕЙКАХ
Пересчитывая десятикопеечные банкноты, я вспоминаю; передо мной встают картины четкие, хотя и далекие. Жирная слойка стоила двенадцать копеек, рогалик - пятнадцать, а кофе со сгущенкой в кафетерии - двадцать две. Я лакомился таким образом, когда получал стипендию "хорошиста" в пятьдесят рублей. Ноябрь девяноста первого, моя первая зарплата в шестьсот рублей.
Но я уже не помню, много это или мало. Далее воспоминания и вовсе становятся смутными. Это была какая-то карнавальная ночь, какое-то опьянение. Вот я пью пиво под какими-то кустами... но с кем? и сколько стоит бутылка? Помню запах роз - но не помню ни их цены, ни, тем более, кому я их подарил и что мне на них ответили. Вот мой партнер рассказывает про киоск
, где продают бесподобно дешевые "Сникерсы". Это очень важно, поскольку мы тогда обедали этими "сникерсами". Он говорит: всего... ну, сколько же, ну? всего... всего... триста девяноста! А в каком это году? Нет, этого я уже не вспомню.Заходя утром в магазин, человек не знал, сколько стоит булка хлеба - и потому человек не знал вообще ничего про эту жизнь, вплоть до того, куда выходят окна его квартиры, не говоря уж о том, куда впадает Волга. Вроде в Каспийское море... но вполне вероятно, что и в Байкал. Пёс
её знает, эту Волгу. Какое мне до этого дело? Вы видели, сколько хлеб стоит?! До Волги ли тут!!!Стиль жизни начала девяностых был, казалось, придуман специально для людей, родившихся после 1960 года. Нет, мы тоже не знали, почем нынче хлеб и куда впадает Волга. Но мы, в отличие от многих, могли жить без этого знания. Нам не нужно было для душевного равновесия знать, что на Плющихе три тополя, а весна - на Заречной улице, и ни в коем случае не наоборот.
В двадцать два все девушки прекрасны, все друзья великолепны, каждый человек особенный; и любой день не похож на предыдущий. Еще бы - вчера доллар стоил три пятьсот, а сегодня - уже три девятьсот девяноста. А завтра... Какой смысл думать, сколько он будет стоить завтра, когда за каждым углом тебя ждет Любовь
?Нет, вредные нудаки чертили свои кривые и подсчитывали, сколько нынешний рубль стоит "брежневских" рублей. Они не понимали, что за трудностью сопоставления цен "тогда" и "теперь" стояло нечто большее - невозможность сравнивать времена как таковые.
А деньги, эти безумные деньги девяноста третьего то сваливались на тебя водопадом, то утекали как ручеек, они прилетали и улетали внезапно, необъяснимо, как шквал, как листья, как снег, и от этого легкого кружения банкнот, которые было невозможно, да и незачем пересчитывать, голова тоже начинала кружиться, и жизнь становилась столь же легка.
Любая, самая ерундовая сделка сулила двухкратную, трехкратную прибыль. Впрочем, нет: помните чудные телефоны с определителем номера, которыми мы затарились в августе девяноста второго? Ни одного ведь не продали. Классные аппараты, кстати, - у моих родителей до сих пор такой стоит.
Это было время, еще раз повторяю я, когда люди, обнаружив утром свой офис разграбленным, тихо матерились - и начинали работать снова. И не было ничего более светлого, сладкого и святого, чем поцелуй бухгалтерши, которым она награждала запыленного "камазиста". Его фургон, до отказа загруженный дрянными китайскими магнитолами, и лобовое стекло которого прошила то ли рэкетская, то ли гаишная пуля, надо бы поставить на вечный пьедестал, как повозку покорителей "дикого Запада".
Не спрашивайте человека, сделавшего деньги в этот период, на чём он их сделал. Он просто этого не помнит! Со своим банковским счетом, пятидверной "Паджерой" у входа и десятью магазинами он чист и невинен, как ребенок или дебил, поскольку просто брал то, что само шло в руки, и легко отпускал ушедшее. То слесарь, получив за раз шестимесячную зарплату, шел в магазин и покупал самый дорогой телевизор - чтобы завтра снова сесть на хлеб и воду. То молодой миллионер знакомился со школьной выпускницей и в качестве подарка ей устраивал выпускной вечер в Парке Горького - для всех московских выпускников! А то другой, постарше воспевал свою жену
сотней огромных рекламных щитов. О, эти бессмысленно красивые магазины, великолепные балы, потрясающие спектакли! Как только перестаешь думать про обеспеченную старость, попадаешь в Вечность... А какой смысл думать о ней и мелочиться, если завтра всё равно может рухнуть всё?Эти прекрасные времена кончились пять дней назад. "Они" нас достали, и звон мелочи по блюдечку - погребальный звон. Уже никогда больше парнишка, чтобы иметь возможность купить цветов, не пойдет торговать медью. И не будет девчонок, ради которых мужчина напротив потратит за вечер свой месячный доход, который, кстати, (это вообще-то был удачный, не показательный месяц) равен валовому национальному доходу Танзании и Кении. Всё это - бесполезные покупки, балы, фестивали, реклама "Отдайся, Маша" на ОРТ - умирает, когда в жизнь приходят копейки. И вместе с этим умирает любовь, умирает страсть, умирает всё настоящее и великое. Наступает время "надежных партнеров" и "стабильного бизнеса", время каких-то других, копеечных людей, тупых селезней в белых рубашках, которые рассчитываются по кредитке (батюшки, они денег-то не видели!) и рассчитывают прибыль на три года вперед, сверяясь с индексом Доу-Джонса за последнее десятилетие.
"Ненавижу", - скрежещем зубами мы. Блестящим дождем копейки летят в сугроб. Подбирайте, если хотите. Настоящий мужчина копеек в руки не берет - точно так же, как раньше он считал деньги только тысячами.