… И пес его знает, что такое "постиндустриальное общество". Хотя понять бы не мешало, если учесть, что это, - по словам знающих людей, - как раз то общество, в котором мы живём.

Еще непонятней, что такое "постмодерн". И опять же соблазнительно разобраться, поскольку, если верить тем же знатокам, "постиндустриальное общество целиком укладывается в философские и эстетические концепции постмодерна".

(Звучит успокаивающе.

- Ну, как там? - спросит соседка в подъезде.

- Нормально, - отвечу, - Укладывается. Целиком. А чё, места хватает.)

У обоих мудреных понятий толпы теоретиков. Однако лучшие, как обычно, в детском саду. Про оба "пост…" не сказано ничего более исчерпывающего, чем знакомый всем детский анекдот: "Шел ежик, и вдруг забыл, как дышать".

То, чего боялись при модерне и индустриальном обществе, в "пост…" просто забыли, как делать. Возможно, как раз от страха. Самый лучший способ не утонуть - забыть, где речка.

"А детей как? А с кем то самое, заветное?" - робко спрашивали колхозники с отдаленных сёл. А детей, четко отвечали лучшие умы, лучше растить одному. Когда родителей двое, одна суета и ругань. Вы бы еще, натурально, придумали втроем их растить!

То самое вообще можно с кем угодно. Родство душ тому самому, скорей, вообще мешает. И вовсе необязательно наутро вместе оставаться. Это наши предки придумали от ограниченности, от одиночества перед лицом природы в силу своей малочисленности: с кем спишь, с тем и коров доишь, а с кем коров доишь, тот самый близкий человек и есть.

Количество вариантов человеческой души бесконечно, распределены мы по этому пространству вариантов равномерно - и, стало быть, бесконечно далеки друг от друга. И любая близость - лишь самообман. Или привычка.

Колхозники уходили просветленные, уяснив четко, что теперь можно с кем угодно - а большего им ведать и незачем. Опять же, все герои боевиков живут одни. Чтобы никто не ругался, что опять ушел посреди ночи, и не ныл "я-уже-забыла-когда-ты-был-дома-в-выходные".

И вот наступили времена с приставкой "пост-". Раньше мы боялись сближаться и стеснялись открываться, а теперь просто забыли, как это делается. Конечно, мы общаемся. Мы ходим друг к другу в гости. Иногда - ходим часто, подчас даже остаемся в гостях до утра; хозяева нас могут принять за столом, - а могут и в постели, или даже в ванной. Но потом мы уходим. Потому что остаться в гостях нельзя.

Иногда хочется открыть душу. Но - как это? Наверное, больше надо рассказывать о себе? А что рассказывать? Про работу?

Мы забыли дорогу друг к другу.

А ведь мы, казалось бы, создали мир, удобный для жизни, сломав всё, что мешает. Наши предки обзавидовались бы нам: мы запросто знакомимся на улице или с теми, кто живёт за тысячи километров. Можно пригласить в кино, а можно в постель - это делается одной будничной интонацией; а за обедом девушка из соседнего отдела так же спокойно может сказать, что хотела бы от тебя ребенка.

Это - не признание в любви, не приглашение связать судьбы. Это вообще ничего не значит, кроме конкретного предложения и просьбы. Сейчас ничто ничего не значит. Слова и поступки утратили глубинный, метафорический смысл. Ничто не скажет нам, что мы близки, что нам лучше остаться вместе. Таких слов уже вовсе нет в языке. И само это слово "близость" становится непонятным словом без смысла.

Можно быть счастливым в одиночестве. Издали можно дружить, любить и быть любимым. Всё можно, кроме одного: без близости невозможно спасти.

В итоге всё меньше времени для сна, потому что есть другое занятие на ночь: вспоминать тех, кто рухнул у тебя на глазах, кто потух, обозлился, сел на иглу, кубарем выскочил замуж под одной причине - ты сохранял дистанцию. Проще говоря, не встал рядом.

Такими ночами и понимаешь, что мудрость модерна - только слабому нужна близость с кем-то - слишком частична.

Потому что именно сильный близости не боится.

Только он в силах быть рядом с кем-то.