О закрытых дверях
Вернувшись из поездки, я обнаружил, что в свой подъезд попасть не могу - за время моего отсутствия была водружена чудесная стальная дверь. Было раннее утро,
соловьи еще и не собирались уступать жаворонкам, так что надеяться на случайных прохожих с ключами не приходилось. Оставалось сесть на чемодан и вместо желанного сна предаться размышлениям.Гадать о причинах появления засова не приходилось. Я приехал из города, где страх и ненависть к чужакам клубились ночами ядовитым, липким туманом. И я легко мог представить, как старушки-соседки отрывают от сердца последние рубли, гонимые кошмарным видением - черные тени, крадучись, вносят в беззащитный подъезд мешки с белым порошком. Кладя мешки, тени приговаривают "Вах!", у них золотые зубы и необъятные кепки, а
пуговки-то нету у заднего кармана.Всякая страсть наивна, и страх гораздо наивнее любви. Лишь когда страх становится частью жизни, когда становишься его профессионалом, и спиной постоянно чувствуешь, как сходятся нити прицела - тогда понимаешь: если твой враг придёт, ему откроют любые двери; откроют те, кто рядом с тобой, кому ты верил; откроют с радостью и уважением, и вежливо покажут, под какой кроватью ты спрятался. Если никого рядом не будет, ты сам откроешь двери. Русский император Павел I, объятый страхом, выстроил себе
настоящий замок, опоясанный рвом с водой, и отгородился от мира многочисленной охраной гвардейцев. Те самые гвардейцы его и задушили. Так и в нашем подъезде я знаю нескольких человек, которые за спасительный утренний стакан готовы занести в подъезд хоть десять мешков. Правда, свалят их не там, где надо, ибо подлость, хотя и энергична, но всегда счастливо сдерживаема бестолочью.Сидя у вечернего костра, мы опасливо оглядываемся на сосны, чернеющие в ближнем распадке. При этом мы не замечаем, что зло плещется совсем рядом: в плящущем пламени костра, в блестящих глазах друзей.
Можно поставить дверь на подъезд, но сразу же ключи от этой двери получат пьяницы, лежащие вечерами на лестницах, юнцы, поджигающие двери соседей, и женщина этажом выше, орущая по утрам на своего ребенка. Мы пытаемся уберечься от зла, но забываем, что Зло всегда рядом. Мы носим его в себе, как несем головную боль: несем любовь и то, что эту любовь убьет.
Впрочем, это идеализм - думать, что стальными дверями люди защищаются от зла. Они защищают свою жизнь и свою смерть, свой путь; а это не совсем одно и то же. Своё - не обязательно лучшее, и даже скорее всего - но пусть это будет своё, а не лучшее. Врачи "скорой" не смогут войти в подъезд, и больная старушка умрет - но стальные двери всегда ограждают мир, где умирают, а не лечатся. Не смогут принести газеты и перестанут ходить гости - но людям, которые ставят двери, не нужны ни газеты, ни гости, им не нужно никакое дыхание жизни.
Дом поросенка должен быть крепостью, и всякая крепость пригодна лишь для поросенка. В подполье можно встретить только крыс, потому что стальные запоры и сумрак менее всего способны защитить радость и счастье.Надежда многих поколений - выстроить кусочек светлой, лучшей жизни, раз не удается, чтобы так жил весь мир. Раз за разом амбиции съеживаются, что, однако, делает новые проекты всё более сомнительными и абсурдными. Сначала - в отдельно взятой стране, потом - в
отдельном городе… квартале… доме. Надежды нынешних мечтателей всё более склоняются к квартире, а лучше - домику на берегу.Но всякая частная идиллия загадочным, но неотвратимым образом терпит крах. В комнату врывается холодный сырой ветер, тщательно оберегаемая любовь кончается. Можно скопить денег и купить белый "Мерседес", но скакать он будет по знакомым ухабам, и за хлебом придётся идти в ту же булочную, мимо тех же сараев, вдоль которых побежит в школу твоя дочь.
Добро невозможно защитить, окружив стеной. Напротив, это самый быстрый способ его уничтожить. Добро живет только на свободе, в поле, как бабочки или цветы. Как бабочкам и цветам, ему даровано совсем немного времени; три минуты, как танку на поле боя.
И прожить эти минуты лучше налегке.
Обратно в хронологическое оглавление