«Я сильно надеюсь, что… появится наконец понимание, что развивать во всей стране только Москву и Петербург – это может очень плохо кончиться»

 

Каким будет Екатеринбург через десять-двадцать лет? Этот вопрос мы обсудили с заместителем главы администрации города Екатеринбурга по стратегическому планированию, вопросам экономики и финансам Александром Высокинским. Разговор получился сложным, от оптимистичного сценария мы постоянно переходили к пессимистичному… И какой из них ближе к реальности, понять весьма сложно.

 

– Прежде чем говорить о будущем, имеет смысл понять, что происходило в городе в последнее время. За двадцать лет после революции мы прошли очень большой путь. В плане формирования Екатеринбурга как единого целого. Сегодня многие забыли уже, да и тогда в общем не обращали внимания особого, что в советские времена Свердловска как единого целого не существовало. Было несколько городов под единым названием. Был моногород Химмаш, моногород Уралмаш… И тут дело не только в том, что люди жили там же, где и работали. Не существовало единого комплекса городского хозяйства. Эту проблему видели, но дальше обсуждений не шло.

Так вот, я уже работал в администрации, на Уралмаше перекладывались трубы времен войны, сваренные из бракованных пушечных стволов. Карт сетей не было – они тогда там клали, как директор говорил. Увязка всей коммуналки, всех транспортных потоков, перемещения огромных масс людей в единый комплекс – эта задача упала на Чернецкого. И Чернецкий, как мне кажется, смог эту задачу блестяще решить. Первым достижением было: «мы выжили». И создали город как единый организм. Вторым шагом было принятие стратегических решений, это опять же 1992–95 год, о том, куда идет город. С точки зрения геополитики, существование вблизи трех городов с миллионным населением каждый – это нонсенс. Города, которые развивались естественным, эволюционным путем (Чикаго, Бирмингем, Сиэтл), всегда имеют вокруг себя «воронку выжженной земли» в радиусе четырехсот километров. Яркий пример, кстати, это Ма-асква, вокруг которой на шестьсот километров – выжженная земля. Не потому что там никто не рождается. Потому что как только он родился, научился ходить – он идет в Москву. Если ты родился во Владимирской области и закончил школу, терять тебе нечего.

И Москва, высасывая человеческие потоки, опустошает эти земли. Развитие Нижнего Новгорода, который в четырехстах километрах от Москвы, сегодня под большим вопросом. Нас же спасает 2000 километров расстояния.

Но здесь три миллионных города. Все понимают, что если начинать топтаться на одной «поляне», возникает прямая конкуренция.

Я так понимаю, три города – это мы, Челябинск и Пермь. А Тюмень-то почему не попадает в этот список?

– Она чуть дальше. Во-вторых, она, строго говоря, не город. Это большая нефтеперекачивающая станция. Там экономики нет, там есть Труба. Вот, к примеру, мне говорят: «У города есть отличное конкурентное преимущество – оборонно-промышленный комплекс». Я отвечаю – отлично, да. В 2000-м там все на боку лежало. Сейчас это действительно опора города, потому что оборонный заказ все последние годы государство финансирует исправно, и тем, кто в оборонке работает, поровну все мировые финансовые кризисы. Но вы мне дайте прогноз, что будет дальше? Вот если цена на нефть станет 50 долларов? Оборонка же опять встанет.

Так вот, исходя из всего этого, в середине 90-х было принято решение, что Екатеринбург перестает быть промышленным центром. И мы становимся многофункциональным центром по обслуживанию «ханты-мансийских эмиратов», Тюмени, Челябинска… У нас Транссиб, мы занимаемся логистикой, мы начинаем развивать финансы, начинаем развивать оптовую торговлю, розничную.

То есть тогда никто не исходил из того, что нефть скоро станет 120?

– Не в этом даже дело. Вот мы тогда спорили с Ковалевой, тогдашним областным министром экономики. Она говорила: «Программа размещения производительных сил» – форева, мы будем создавать новые рабочие места, люди будут получать зарплату, и все у нас будет хорошо. Я ей говорил: все замечательно, только ответьте на вопрос, кто это потом у вас будет покупать? По какой себестоимости это все будет получаться? Можно создать рабочие места на Североуральском бокситовом руднике – но если там добыча на глубине 700 метров, это же золотое все получается, дешевле на поезде привезти. Это же был советский подход, что главное произвести, главное завод, труба, труба зовет…

Мы отвечали – не, ничего подобного. Стратегический план развития Екатеринбурга в корне отличается от планов социально-экономического развития советского периода тем, что мы не рассматриваем человека как «производственный ресурс». Ведь раньше как было. Человек рассматривался как ресурс. Типа киловатт-часа. Ресурс с некоторыми обременениями, который нужно как-то там обслуживать – селить где-то, лечить, развлекать. И получалось развитие социальной сферы и самого человека по вторичному принципу. Всегда же хочется купить ресурсы подешевле. А мы сказали – нет. В первую очередь – развитие человека. А вот уже развитой человек, сообщество развитых горожан будут развивать экономику города.

Фактически это уход от индустриального уклада, который пытаются все делать. Нельзя сказать, что нам это полностью удалось, но сделано многое. Мы прошли тот этап, когда многие кричали, что вот «Чернецкий развел торгашей». Сейчас хоть бы один извинился. Но это у нас дело обычное. Сейчас те, кто тогда так говорил, с удовольствием пользуются инфраструктурой, всеми созданными за эти годы благами, ходят в магазины и торговые центры и говорят москвичам, что у нас так же круто, как у них. Если раньше, прилетая в Москву, ты ощущал разительную разницу, сейчас такого скачка нет.

Сейчас люди главное, а не «завод». Пытались же на границе Екатеринбурга и Березовского на берегу Шарташа поставить металлургический завод. Чем кончилось? Горожане подальше послали. Они сказали: тут придет какой-то коммерс, который будет зарабатывать деньги, а нам этим дышать? Это радикальное изменение мышления людей. Тридцать-двадцать лет назад сказали бы «металлургическое производство» – значит, металлургическое производство.

Сейчас Екатеринбург – это поселенческий проект и это поведенческий проект, проект по изменению мышления горожан. Сейчас горожане четко поняли, что, во-первых, «никто никому ничего не должен» – несмотря на все обещания, льгот можно ждать долго, сколько потопал, столько полопал. Окна в офисах светятся до девяти вечера, народ впахивает. Мы получили экономически активных горожан. Естественно, не очень аккуратная политика государства это дело глушит, но тем не менее. И если двадцать лет назад свердловчане и челябинцы почти не отличались, сегодня екатеринбуржцы привыкли к значительно более высокому качеству жизни.

Естественно, у этого есть обратная сторона. Мы постоянно должны превосходить самих себя. У нас чистый город. Реально чистый. Но если мы после снегопада не убрали за два дня, какая-нибудь… прекрасная горожанка, которая ездит на «Матисе» – летней по определению машине – начинает в своем блоге плакать, что в городе невозможно проехать, в мэрии все охренели. Ей хочется ответить: ты на своей машинке отъедь на 50 километров в любом направлении. И сравни. Она отвечает: не-не-не, я живу же здесь, я екатеринбурженка, здесь живут мои дети, я имею право ездить на том, на чем хочу, а вы обязаны обеспечить.

И не только металлургическое производство, но и любая экономическая деятельность встречается в штыки. Строительство тех же ТРЦ. Экономически активные граждане почему-то не радуются новым рабочим местам.

– Правильно. Безработица в Екатеринбурге – 0,7%. А критичным признается уровень в 12%. У людей есть работа, есть где жить, их базовые потребности удовлетворены. Так, начинаем думать о вечном! Парки! Велосипедные дорожки! То, что не приносит экономической окупаемости. Я здесь, уже в силу своей должности, выступаю как «апологет мамоны». Это вот наши споры с г-ном Липовичем (заместителем главы администрации Екатеринбурга по вопросам благоустройства, транспорта и экологии). Он говорит: тяжелый транспорт в город не пускать, все на велосипеды, на общественный транспорт. Замечательная стратегия. Но когда он через несколько лет придет ко мне за деньгами на благоустройство, я ему отвечу «нету». Потому что нет налогов. Ты задушил бизнес. Те, кто делает бизнес, платят налоги, делают город таким, какой он есть, – они ведь все за рулем. Это их выбор. Это их пространство. Мы им говорим «Пересаживайтесь на общественный транспорт», они это готовы сделать, но если это будет быстрый комфортный, с кондиционерами транспорт, куда можно зайти в костюме за пять тысяч долларов…

Где нет бомжей…

– Да. Если этого нет, а вот автомобильное движение зажимают, эти люди просто уедут из города. В Челябинск, к примеру. И вот тогда все начнет переворачиваться. Все поймут, что коммерс – это не просто барыга. Это человек, который зарабатывает деньги, но при этом решает ряд социальных задач. Он как пчела, которая для себя собирает нектар, но при этом опыляет цветы. Коммерс, чтобы заработать, создает рабочие места, и потом эти деньги тратит, опять дает работу людям. Солидный коммерс содержит человек десять «обслуги».

Но это лишь один из вариантов развития событий. Если же обсуждать текущую фазу, мы далеко вырвались вперед от Челябинска или Перми. Промышленность у нас сейчас занимает в совокупной экономике такую же часть, как торговля, логистика, финансы, транспорт – 25–30%. Было 90%. Экономика города стоит на пяти ногах. Грянул кризис, плохо стало финансовому сектору – ну, на четырех ногах стояли. Но крепко.

Все эти задачи мы решали, расходуя заделы советских времен. Это недоремонт жилого фонда, учреждений и так далее. При этом, если сравним объемы госинвестиций в наш город и в Казань, Нижний Новгород, Владивосток, мы увидим, что все эти годы Екатеринбург развивался не благодаря, а вопреки. В Москве метро строила вся страна. Мы его тянули сами. Мы вкладывали по два миллиарда в год, потому что обслуживать стройку в законсервированном виде было бы еще дороже. Мы эти два миллиарда забирали с капремонтов школ и больниц.

Государство при этом говорило «Нам тяжело». И при этом финансировало тысячелетие Казани. Общая непрозрачность получения государственных денег как была, так и осталась. Это огромная проблема. Как и отсутствие государственной политики. Возьмем такой пример, как национальные проекты. Они уже несколько лет идут, затрачиваются огромные деньги. Но национальных проектов нет. Для любого человека, который имеет отношение к реальной экономике, проект ассоциируется с книгой. Где перечислены формы, сроки, графики, показатели, суммы финансирования, индикаторы. И тогда понятно, что делать, какими ресурсами, чего ты должен достичь. Тут этого и близко нет. И, соответственно, сейчас невозможно понять, реализован проект или нет, эффективно потрачены деньги или нет.

Нужна методология. Какая угодно. Но четкая, ясная и одинаковая для всех. Чтобы получить деньги от Федерации, нужно найти монетку и доказать, что тебе тысяча лет? Не проблема, найдем монетку. Или нужно, как Казань и Уфа, говорить, что у нас проблемы с националистами, и если денег не будет, это бунт в медресе? Завтра даем задание Тушину (сотрудник администрации, ответственный за политические процессы), и у нас тоже будут бунтующие медресе.

Но у нас ведь все по-другому, каждый случай как бы индивидуален, все в режиме пожарной команды. Это нормально было в кризис, в 90-е. Но как только возникает поступательное движение – все, никакой пожарной команды, должна быть плановая работа с понятной методологией. Мы не можем понять, почему у нас сегодня есть регионы с одной системой налогообложения, это национальные республики, и есть «русские субъекты», в которых другая система. Но система пожарной команды удобна многим, это же как в поговорке «Война все спишет».  

Вторая проблема – существующая картина: вот стоим мы, Государство, а вот стоят все остальные, муниципалитеты, где живет население. Получается, что чем ближе к населению, тем меньше денег для решения его проблем. Деньги и функции распределены по уровням в обратной пропорции. Главные с точки зрения населения – функции на муниципальном уровне, но в первую очередь наполняется федеральный уровень бюджета, туда идут самые легкие для собирания налоги. Только когда в той бочке переливается, деньги идут в региональный уровень. И только если и там наполнилось – на муниципальный.

Причем общение с гражданами происходит на муниципальном уровне. В здание областного правительства нужен пропуск, к нам – проходи спокойно. Основную часть писем граждан они пересылают сюда.

Вот сравним. Бюджетная обеспеченность в Екатеринбурге – 18–20 тысяч на человека в год. Примерно так же в других миллионниках. Обеспеченность в городах малых – пять тысяч. Теперь внимание (!) – обеспеченность в Москве – 130 тысяч, в Питере – 90. Причем функции местной власти одинаковые и «себестоимость» одинаковая. Получается, мы просто в пять раз меньше и хуже моем, убираем, строим и прочее.

Но если в конституции записано, что все равны – вы введите единые стандартные бюджетной обеспеченности – 30 тысяч, 20. Неважно. Главное, что единые. А какие-то города вот, кроме хлеба, заработали и на масло.

Далее, государство рассматривает муниципалитеты как серую массу. Президент говорит: «В муниципалитетах бардак, нужно забрать у них здравоохранение». Я не понимаю, почему выводы о Екатеринбурге нужно делать на базе «Шали – Гари – Таборы», которые, кстати, само государство и «кончило». У нас ведь здравоохранение даже лучше областного.

Был показательный пример. Мы сидели с Чернецким на совещании у Воробьева.

Так это год-то какой был?!

– Ничего не поменялось. Совещание было по бюджетным разногласиям муниципалитетов с «областью». У Екатеринбурга разногласий на миллиард с лишним. Но регламент составлен таким образом, что у каждого муниципалитета есть на выступление 20 минут. Мы сидим, ждем своей очереди, слушаем других, у них там проблемы – пять миллионов на котельную, десять на дороги. Чернецкий руку поднимает и говорит: «Алексей Петрович, я тут прикинул, здесь у десяти муниципалитетов проблем миллионов на сто. Давайте я им эту сотню решу сам – а вы со мной два часа поговорите». Все ответили – ээээ, нет, всем поровну! Но мы ведь разные. У нас муниципалитет больше, чем многие субъекты Федерации.

И вот тут мы и переходим к будущему. Я сильно надеюсь, что с приходом Путина появится, наконец, понимание, что развивать во всей стране только Москву и Петербург – это может очень плохо кончиться. Придется где-то за Уралом ставить забор, а остальное отдавать китайцам. Так вот, нужны «точки подлета», как в авиации. Это означает, что должны развиваться агломерация Екатеринбурга, агломерация Новосибирска, агломерация на Дальнем Востоке.

Но есть же уже какой-то такой проект…

– Вся проблема в том, что это как с национальными проектами. Потенции объявить – хватает. Потенции просчитать, сделать, перенаправить федеральные деньги… Тут ведь субъективный фактор. Урал, Сибирь, они же все ершистые, из ссыльных. Федеральному чиновнику удобнее работать с Чечней, с Сочи и строить «новую Москву». Это понимание должно быть на уровне Президента страны. Я говорю об этих вещах как о вещах выстраданных, потому что я постоянно бьюсь башкой о стеклянный потолок. Наше дите как бы ходит в маленькой обуви. В восемь лет надели эту обувь, и потом добрый папа говорит – так ведь еще не износилась, зачем другая. Хотя ноге некуда расти. Это первое. Второе – нужно понимание развития всех этих агломераций. Третье – понимание, что сосредоточие всех финансовых потоков в Москве и Санкт-Петербурге – это вообще раковая опухоль для страны. Это приведет к тому, что все вменяемое и активное население со временем станет жить в Москве.

Но это ведь объективный процесс?

– Это неумная политика, только и всего, волевым порядком решается, «Газпром» платит налоги здесь, «Русал» там…

Но бизнес же сам по себе укрупняется: были небольшие магазины по торговле бытовой техникой, теперь сплошные федеральные сети.

– Никаких проблем, процесс объективный. Но федеральная сеть за заработанные в Екатеринбурге деньги должна платить налоги в Екатеринбурге. И нет никакой проблемы сделать это на уровне госполитики. Тут проблема в том, что кое-кому ожиревшему придется подвинуться, а он уже привык к своей бюджетной обеспеченности.

Но при таком «всеобщем братстве» нам тоже придется подвинуться в пользу Шали? Или это в общем выгодный для нас процесс?

– Это выгодно нам, потому что мы входим в экономическую сферу, сферу честной понятной игры. Потому что нельзя быть «чуточку беременными». Если мы идем в рынок – давайте идти в рынок.

И будет четкое понимание, что развитие Екатеринбурга является ключевым для развития вот этого вот узла, части страны. И город получает соответствующий статус – «федеральный город».

ЭКСПО же – это способ привлечь сюда федеральные деньги. Мы говорим о притоке инвестиций в 300 миллиардов. Причем городской годовой бюджет – 30.

Получается за десять лет второй бюджет.

– Даже больше, потому что из существующего бюджета большая часть не идет на развитие, а проедается. На развитие идет всего 4 миллиарда. А здесь будет сорок в год. Десятикратное увеличение бюджета развития. Это будет означать, что цели, намеченные сегодня нами в стратегии на 2025–2030 год, будут достигнуты к 2020 году. Это будет город с двумя-тремя миллионами населения. Сегодня мы в тисках «детской обуви», отставшей инфраструктуры. Посмотрите, что делается – на улицах кипиш, асфальт просто не выдерживает, его фрезеруют шипами. Это предел.

Но в любом случае Екатеринбург будет межрегиональным центром развития. Транспортный коридор «Лондон – Берлин – Токио». Сейчас контейнеры ходят кружным путем два, два с половиной месяца. И стоят две с половиной тысячи долларов. Если это делать через нас, через Транссиб, это две недели и 1000–1500 долларов. Под нами Китай с потоком грузов на Европу, им удобнее примыкать к Транссибу у нас. Екатеринбург становится «сухим портом».

И… Хотя многие хихикают, но в последнее время меньше – это объединение Екатеринбурга и Челябинска. У нас Трассиб, у них федеральная автотрасса М5. Южнее Екатеринбурга должен появиться транспортный терминал, еще южнее – огромный аэропорт, как во Франкфурте-на-Майне. Наш аэропорт не выдерживает, 60 миллионов пассажиров в год ему не поднять.

Уже сейчас пригороды Екатеринбурга разрослись на 70 километров на юг, а Челябинск на столько же на север. Между нами 60 километров неосвоенного пространства. Если там разместить упомянутые объекты – города объединяются. Платежеспособный спрос двух городов объединяется, получается синергетический эффект, плюс Тюменский север. Но для этого нужны вменяемые государственные решения. Нужно не бояться их принимать и нужно их реализовывать. И все будет хорошо.

А если не будет ЭКСПО? Если не будет вменяемой политики? Нет ли ощущения, что город уперся в свой потолок и теряет людей, невзирая на две тысячи километров до Москвы и пять до Европы?

– Безусловно, есть. У нас есть программа «Одаренные дети», я иногда спрашиваю руководителей системы образования – ну, как дела? Они отвечают: замечательно все, у нас много чудесных детей, которые учатся вот там-то, получают дополнительное образование, получают призы на различных конкурсах. Но мне интересно – а сколько из них после школы остается в Екатеринбурге? 50%. Вот это страшно.

Но вообще можно ли всерьез надеяться при любых успехах города – создать здесь настолько комфортную среду, что при нынешней-то текучести-мобильности «мозги» будут оставаться у нас?

– Это огромная ошибка, считать, что этим людям в первую очередь нужен комфорт. Тут мы, кстати, бессильны конкурировать. Потому что никогда не сможем выстроить Калифорнию с пальмами и океаном. Но разве Перельману нужен комфорт? Разве он нужен был тем, кто создавал Бомбу? Или когда люди в палатках жили на Байконуре, там что, комфорт был?! Людям нужна Задача. Большая интересная задача. И условия для развития.

Лично мое увлечение – создание в городе технологического музея. Чтобы пионеры могли приходить и воочию лицезреть техническую эволюцию, путь, который пройден, например, до нынешнего «планшета» от ЭВМ размерами в три комнаты, пощупать все своими руками, и чтобы рядом были какие-то мастерские. Был, кстати, шанс это сделать, когда решалась судьба строительной выставки на улице Громова. Но ее отдали под фермерский рынок. Ну, да, покупать картошку дешево – это очень важно.

 

Частное мнение

 

Евгений Шароварин, продюсер технологичных бизнесов:

– Одно из главных конкурентных преимуществ нашего города, о котором часто забывают, – его компактность. Местные элиты имеют возможность посмотреть друг другу в глаза, нет проблемы встретиться и поговорить. Как бы ни развивались телекоммуникации, через них можно только обсуждать какие-то вопросы. Принимаются решения только при личном общении.

Логичным мне видится развитие города как IT-кластера. Это уже проявившаяся тенденция: опираясь на заделы советских времен, на наличие значительного числа талантливых людей с хорошим техническим образованием, на платежеспособный местный спрос, в городе развились бизнесы в сфере информационных технологий, Интернета, с огромными уже сейчас оборотами.

Серьезные перспективы вижу за высокотехнологичным сельским хозяйством. Да, оно вполне возможно и в нашем климате. Главное, что в мегаполисе велика прослойка образованных, культурных и в то же время состоятельных людей, которые готовы платить за качественные, «чистые», свежие продукты питания.

И мне кажется, что Екатеринбург пойдет по пути слияния с Челябинском.

 



Hosted by uCoz