НАГРАДА НЕ НАШЛА ГЕРОЯ

 

Наука проясняет нам материальный мир и позволяет сделать его лучше. Но кого нынче удивишь чудесами технологий? Совсем иное дело, когда гремит раскат молнии, и при её свете ты с изумлением видишь место, которое сам занял в мире людей. Видимо, такие «молнии» - самая ценная на сегодня наука.

 

Событие

Мир устает от вестей. «Что вы так в дверь колотите?!» Тысячу лет назад сообщение врывалось к вам со стуком копыт коня вымотанного до смерти гонца, полвека назад заполошно грохотал телетайп. Сегодня – лишь тихое «блим» электронной почты.

12 ноября 2002 года такое «блим» раздалось на компьютерах примерно десятка человек. Открыв письмо, они могли прочитать текст с фразами типа «…мы также проверяем несколько утверждений программы доказательства гипотезы геометризации Терстона для замкнутого трехмерного многообразия…»
Пожалуй, помимо этого десятка адресатов никто во всем мире не мог бы понять всю глубину смысла послания. Зато каждый из этих десяти испытал глубочайшее потрясение.

Абсолютно без каких-либо эмоций отправитель оповещал их, что он доказал гипотезу Пуанкаре.

 

Задача

Физик или химик, немного напрягшись, могут объяснить доярке или даже искусствоведу, в чем суть их работы. Современные математики подобного «счастья – это когда тебя понимают» лишены. Математика, которой пользуются все люди – это результаты достижений древних греков или французов времен д’Артаньяна. Даже самые продвинутые инженерные специальности задействуют математический багаж позапрошлого века, и лишь выборочно – из прошлого. Математика ушла в отрыв от человечества. Абстракции там достигли такого уровня, что не-математик при попытке их представить испытывает укол головной боли.
Гипотеза, которую выдвинул в 1904 году французский математик Анри Пуанкаре, выглядит примерно так: любое трехмерное гладкое (нескрученное) и односвязное многообразие можно преобразовать в трехмерную сферу, не нарушая определенных правил. Сфера – это поверхность шара: окружность – это одномерная сфера, кожа или пластик мяча – двухмерная сфера. Трехмерная сфера – это поверхность четырехмерного шара. А многообразие - это поверхность любого объекта. Если многообразие трехмерное, этот объект четырехмерный.

Нам, по идее, стоило бы разобраться еще и с тем, что такое «односвязное» и «гладкое», а также каковы правила трансформаций. Но тогда в этот выпуск журнала не вошли бы новости аэропорта и статья о лечении позвоночника. Кроме того, вы рискуете увлечься, забыть о своем рейсе и вообще кто вы есть.

Проблему с доказательством гипотезы Пуанкаре представляло не только то, что в нем идет речь о каких-то четырехмерных объектах. Спустя шестьдесят лет её доказали для пространств с числом измерений шесть и выше. В 1982 году 31-летний математик Майкл Фридман доказал её для размерности 4. Однако Пуанкаре-то говорил о размерности 3, и тут получалась какая-то стена.

Десятки, если не сотни математиков влюблялись в эту задачу. Решить её для них становилось сверхценной идеей. Отступиться не позволяло самолюбие и азарт.

Это была какая-то неприступная вершина, на склонах которой – целое кладбище альпинистов. Нет, здесь, конечно, никто не умирал физически. Задача всего лишь пожирала карьеры. Увлеченные ею математики тратили жизнь на бесплодные попытки – и в итоге не совершали в своей жизни ничего.

Спустя почти сто лет после выдвижения гипотезы, в 2000 году «Институт Клея» (общественная организация, финансируемая бостонским бизнесменом Лэндоном Клеем, целью которой является поощрение занятий математикой) включил её в перечень семи математических «задач тысячелетия», пообещав за решение каждой награду в миллион долларов США. Математическое сообщество было близко к мнению, что гипотеза  недоказуема – или же доказательства придется ждать несколько сотен лет, как это было со знаменитой теоремой Ферма.

Письма, сообщавшие, что гипотеза Пуанкаре доказана, пришли через два года. Пришли из Санкт-Петербурга, от российского математика Григория Перельмана.

 

Башни из слоновой кости

Гений – это труднопредсказуемый резонанс биологических задатков человека и окружающей его среды. Что касается задатков, вполне вероятно, их Гриша унаследовал от матери, которая до его рождения была подающим надежды математиком.

Ради сына она пожертвовала научной карьерой, уйдя преподавать в ПТУ. И вполне естественно, что, когда у сына в младших классах проявились склонности к математике, она зажглась верой, что сын добьется того, что не было дано судьбой ей. Она вдохновляла сына и защищала его от помех обыденности. И, главное, привела его в 10 лет в математический кружок ленинградского Дворца пионеров.

В СССР было несколько образовательных ноу-хау, не имевших аналогов в мире: специализированные физматшколы, научные кружки и система олимпиад, выявлявших талантливых детей. Всё это деятели советской науки придумали и «пробили» в жизнь не от хорошей жизни – в целом советские школы эффективно душили таланты детей. На уроках знания пытались привить всем, а потому тем, кто быстро схватывает, было откровенно скучно. И, главное, школа воспитывала коллективизм и нерассуждающее послушание. Склонность идти своим путем, задавать много вопросов и отказываться от социализации каралась.

Вот и пришлось создавать альтернативную систему образования, инкубаторы юных гениев. Олимпиады вырабатывали не просто увлеченность математикой, а маниакальную увлеченность. Соревновательность – мощный мотиватор и для самого ребенка, и для его родителей и наставников. В ставшем уже легендарным ленинградском кружке ребенка заставляли уйти, если он, скажем, помимо математики увлекался еще и шахматами: выбирай, дружок, что-то одно. Подросших кружковцев наказывали за контакты с противоположным полом. Без концентрации в современном мире невозможно побеждать и быть хорошим профессионалом.

В конце концов, этих детей лишь приучали быть собой. После кинофильма «Человек дождя» весь мир узнал то, что давно знали психиатры – больные аутизмом люди часто проявляют выдающиеся математические способности. Но справедливо и обратное утверждение: выдающиеся матспособности невозможны без определенной степени аутичности. Мозг не может быть и там, и тут одновременно; либо он сконцентрирован на математической задаче, либо на общении с окружающими. Вдобавок мир людей неконкретен и алогичен. Когда мы учимся находить понимание с другими, мы рубим в щепки внутри себя способности к математике и логике.

За семь лет Перельман вырос в лучшего «математика-олимпиадника» СССР, на его счету была и победа на мировой олимпиаде. Его проигрыши были единичны. В свете этого его взгляд на мир и самого себя вполне логичен. Вначале он привык, что знания и талант получают быструю и справедливую оценку, вокруг которой не возникает споров, как это и происходит на олимпиаде. Затем он осознал, что вполне может быть справедливым судьей самому себе – если он допускал ошибку, он сам у себя её находил.

После школы и университета Перельман начал работу в научном институте, затем в 90-е переехал было в США. Он выдвинулся в мировую научную элиту, но его подстерегали два разочарования. Он рассчитывал на постоянное место в американском университете, однако в ответ люди, которые высоко оценивали его достижения, предложили ему прислать резюме для рассмотрения. Зачем резюме, если меня и так весь мир знает?! – возмутился он. Вдобавок работа на избранном им направлении потерпела неудачу.

Он вернулся в Россию и практически не выходил на связь с коллегами. До того самого письма.

 

Это не награда

Только на то, чтобы разобраться в сути опубликованного им доказательства, коллегам понадобилось полтора года – причем он в самом начале четко предсказал, что срок будет именно таким.

Не смог он, похоже, предсказать другого. Предшественники Перельмана по осаде  гипотезы Пуанкаре отказались джентльменски признать его успех. По-человечески их можно понять: они занимались проблемой десятилетиями, Перельман – несколько лет. Но Григорий-то считал, что они не люди, а математики.

Дальше было совсем интересно: группа китайских математиков заявила, что гипотезу доказал не Перельман, а они. За доказательство они выдавали свои работы, написанные на базе его – якобы он не сделал какого-то последнего шага, его пришлось делать им. Гуру математики комментировали всё это уклончиво, не желая ссориться с весьма влиятельной в мире «китайской математической мафией». Закончилось всё тем, что некто в Интернете анонимно разложил по полочкам публикации китайцев – они мало того, что ничего не доказали, так еще и изрядно «позаимствовали» из первых комментариев на статьи Перельмана.

На Перельмана обрушился шквал предложений работы в западных университетах. Еще больше людей хотело ему просто дать денег. Он отказывался. Он не хотел быть чьим-то «трофеем» и участвовать в чьем-то пиаре.

Институт Клея тем временем объявил о начале двухгодичного промежутка времени, который должен пройти после заявления о решении одной из «задач тысячелетия» и присуждением награды, который дается на поиски ошибок. Срок истек, изъянов указано не было. Институт заявил о присуждении Перельману миллиона долларов США.

Перельман принять награду отказался и отказался сообщить Институту, как тому распорядиться этой суммой. Точно так же он не принял ни одной награды до этого, последовательно прекратив общаться со всеми, кто его уговаривал их принять. В итоге к настоящему времени он не общается ни с кем, кроме своих родных.

Из обмолвок складывается объяснение, почему он не принял эти деньги. Опубликовав доказательство, он тем самым заявил, что это доказательство истинное. Вместо того, чтобы сразу принять сказанное, коллеги принялись проверять его выкладки и решать, достоин ли он, Перельман, награды. Причем делали это люди, которые к решению загадки сами не подошли и близко. С точки зрения Перельмана, оценить его работу и наградить достоин лишь один человек. И он уже оценил, еще до всех этих споров. Этот человек – сам Перельман.
Можно, конечно, было бы задаться другим вопросом – а что такое вообще миллион долларов? Дженнифер Лопес за то, что повиляла попкой в очередном кинофильме, получает двадцать миллионов долларов. Получается, коллеги – коллеги! – с радостными улыбками сообщили Перельману, что его гений стоит одну двадцатую часть попки Лопес.

Сие да послужит всем орлам уроком. Читатель, когда вам выпишут очередную премию, посчитайте, в какую долю попки Лопес вас оценили. И, кстати, чего добились в вашей профессии те, кто решал вопрос о премии.

 

«… И гнетом мстит за свой уход»

В разгар всей наградной шумихи Перельман уволился из института, где получал зарплату. Он заявил всем, что больше не занимается математикой.

Чем он занимается сегодня, не известно никому, кроме его семьи. Говорят, что после того, как пресса потеряла к нему интерес, он снова безбоязненно стал выходить из квартиры на окраины Питера – его можно встретить гуляющим по невским набережным.

Можно, конечно, пожать плечами: что за капризы, правила общи для всех, для гениев в том числе. Но тут весь вопрос, кто кому нужней: человечество гению или гений человечеству. Торжествующая, всё более тотальная уравниловка «общих правил» отвращает от работы гениев и просто талантов. Им ведь даже денег много не надо, довольно было бы признания того, что они чем-то превосходят остальных. Увы, «остальные» на такое признание не пойдут ни за что.

Перельман, похоже, без человечества вполне обходится. Лет через сто станет ясно, сможет ли человечество прожить без гениев.