ЧЕМОДАН С ЦВЕТОЧКОМ

 

- Мама, спасибо, я уже в порту, все нормально. Я… я доберусь! – сказала Лена в телефон с каким-то невероятным, несообразным смыслу фразы воодушевлением. Доберется – ну и что здесь такого? Взрослая уже девочка. Не через тайгу ведь пешком. Но она-то знала, что стремится к тому берегу, куда не всякий, увы, и за всю жизнь добирается, на какой самолет билеты ни покупай.

 

Нет, она доберется! Уже через пять… нет, уже четыре часа она будет с Пашей! Она зажмурилась и тряхнула головой, вспоминая события последних недель, которые обещали перевернуть жизнь. Остановилась. А потом энергично ринулась к стойкам регистрации. В голове так и звенело: «доберусь-доберусь-берусь». Берусь! Слово-то какое смешное!

Поэтому она смеялась, протягивая билет и паспорт девушке за стойкой.

- У вас большая коробка, – покачала та головой в ответ, - негабарит.

Транспортеры, обрабатывающие основную массу багажа, объяснила она, рассчитаны лишь на определенные размеры чемоданов. Все, что больше, застряло бы, так что приходится обрабатывать вручную.

- Это ваза, - зачем-то пояснила Лена. - Фарфоровая. Алапаевская. Спецзаказ.

И осеклась. Это ж начинать надо с того, что в 1999 году снега не было до декабря, не было совсем, а потом он вдруг выпал как-то разом, превратив сквер у школы в заколдованный лес. Он светился за окном, когда двое школьников украшали кабинет к встрече нового тысячелетия. Мальчик сказал: «миллениум-линолеум-астролябиум». Девочка прыснула – и закачалась на стуле, с которого она цепляла на потолок мишуру. Хваталась за воздух, за шкаф, который заходил ходуном. Удержалась. Но вниз полетела ваза… Нет, не так, надо с больших букв, вслух читать, с выражением. Любимая. Ваза. Классной. Рука-а-а... Водительницы.

Вину мальчик взял на себя, классная с тех пор невзлюбила его люто и шпыняла беспощадно все полтора года до выпуска. Всякий раз, когда это происходило снова, девочка пыталась куда-нибудь спрятать глаза…   

- Ну, тогда тем более! – воскликнула девушка за стойкой, – деликатный багаж! Понимаете, хотя грузчики стараются работать максимально бережно, если бы они обращались со всеми вещами как с люстрами чешского стекла, перегрузка затянулась бы на часы. Поэтому хрупкий багаж можно и нужно сдавать отдельно – к нему будет особое отношение!

А вот насчет любимого чемодана с наклеенным цветочком (память о Ларнаке, семинар по возврату НДС) Лена засомневалась: может, лучше не сдавать? А то вдруг потеряют, забудут… Ну или вскроют где-то…

Нет, категорично ответила сотрудница аэропорта, уж точно не вскроют. Прошли те времена. Все помещения, где обрабатывают багаж, под постоянным видеонаблюдением службы безопасности, доступ туда имеют только проверенные люди.

А насчет «потеряют-забудут»…

- Видите, - показала девушка Лене багажную бирку, - три большие латинские буквы: международный код аэропорта назначения, а если рейс с пересадкой – то еще аэропорта пересадки. И штрих-код, где зашифрована вся необходимая информация о маршруте и рейсе.

Поэтому вероятность ошибки ничтожна, отработаны все процедуры погрузки и выгрузки, сортировки… За своевременность доставки сотрудники несут серьезную ответственность. А в больших аэропортах багаж быстро и четко сортирует автоматика – вот там и идет в дело штрих-код.

- Кстати, я вот в Калининград лечу через Москву, мне в Домодедово нужно будет все получать и сдавать снова? – спросила Лена и порадовалась, что вспомнила спросить.

Девушка посмотрела на монитор и ответила:

- Зачем… Багаж просто перегрузят из самолета в самолет…

- А успеют?

- Да. Сейчас все так отлажено, что на сортировку и перегрузку уходит примерно столько же времени, сколько у пассажира, чтобы выйти из самолета и пройти на посадку на следующий рейс. Конечно, лучше не устраивать гонку, оставить между рейсами хотя бы час. А то вы-то добежите, а вот багаж подвезти не успеют.

Добегу, опять улыбнулась про себя Лена, я-то добегу. Доберусь. Этот Паша ей никогда особо не нравился. Незаметный он был какой-то. Скромный. Учился хорошо, умный, но иной раз на него что-то найдет - его спрашивают, а он молчит. И в компаниях так же. Его и не звали толком никуда.

«Ленка, я вообще говорить начал в четыре года. И сейчас иногда с трудом слова подбираю». Это он ей писал уже восемь лет спустя. Когда она неожиданно увидела его фото в социальной сети одной из своих бесконечных горьких ночей. И написала. Именно ему. Может, как раз  потому, что всю школу заодно с другими чуралась его. Переоценка ценностей, знаете ли. Когда девичьи восторги оборачиваются одной только болью – логично потянуться к тому, что тебе казалось смешным и неинтересным. А может, ее измученная душа понадеялась тогда, что он спасет – как тогда, с вазой.

Она написала, он ответил. Снова и снова. Когда посмотрела на часы, обомлела: через час на работу! «Паша, а нам на работу не пора?»  –  «Лена, я теперь балтиец J Кёниг, Три часа разницы с вами!».

Вот только, посоветовала девушка, чемодан лучше упаковать: 

- У нас-то чисто, ребята аккуратные, а вот там, куда прилетите, мало ли что…

На досмотр Лена неслась чуть ли не бегом, хотя и понимала, что никак этим процесс не ускорит. Самолет улетит по расписанию. Но ее охватила страшная усталость. Минуты и часы до встречи были словно сотни метров воды, которые нужно было переплыть, а она уже выбивалась из сил. Ах, если бы можно было уговорить пассажиров тоже бежать на посадку… позвонить тем, кто еще только в дороге, поторопить! А потом сказать диспетчеру: мы все уже сели, чего ждать, отправьте нас сейчас! Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

- Вот скажите, а что это у вас в сумочке? – нахмурился крепкий мужчина на досмотре. - Отвертка под «крест»?

- Пилочка для ногтей, - растерянно ответила Лена. - Там набор… маникюрный.

- Извините, нельзя, - отечески покачал головой он. - Надо в багаж сдать.

Тут уж Лена, идя обратно, задумалась. Не потеряется ли коробочка с набором среди больших чемоданов?!

- А мы такие маленькие предметы отдельно перевозим, - успокоила ее все та же девушка. - Это называется «багаж командира корабля». Потому что раньше туда сдавали только важную почту, ну еще иногда оружие, и за все это командир нес персональную ответственность. А когда меры безопасности усилили, туда стало попадать множество колющих предметов, которые пассажиры забыли уложить в основной багаж…

Ну что ж, еще немного формальностей…

- А вы точно полетите? – как-то по-особенному спросила девушка. - Я почему уточняю: если пассажир отказывается от полета после регистрации и сдачи багажа, ему приходится ждать здесь, пока багаж не найдут среди других сумок и не вернут его. И до тех пор самолет не отправляют. А за простой пассажир должен заплатить – если только у него нет сверхуважительных причин. Даже объяснительную для полиции людям приходится писать!

«Зачем ты меня об этом спрашиваешь?» - читалось в Лениных глазах. Не надо. Я сама себя об этом постоянно спрашиваю. Все эти месяцы с той ночи, когда была еще одна ночь, а потом еще одна, не считая «аськи» во время работы, а потом еще начались вечера, когда она перестала ездить на транспорте и ходила пешком, чтобы можно было говорить, говорить, говорить, говорить по дороге домой и потом еще говорить, наматывая бессчетные круги вокруг дома. И врать, заходя в квартиру: сынок, меня на работе задержали. И не слышать при этом вздоха мамы, которая видела в окне все эти круги и восьмерки.

Ну так и наматывала бы и дальше, зачем куда-то уходить из двора, зачем все эти такси и чемоданы. Будто не понимаешь, что вознамерилась добраться на такой берег, на какой в третьем тысячелетии добраться, похоже, не суждено уже ни одной женщине.

Когда она выходила из подъезда, сумка ударилась о косяк, и она поняла, что никуда не поедет. Начала звонить в Кёниг с извинениями, на ходу поняла, что не сможет выдавить ни слова – так что пришлось садиться в такси. Так что не надо ничего спрашивать.

И не надо ничего отвечать. Надо выдохнуть, легко и непринужденно взять онемевшей рукой посадочный талон с багажной биркой и идти. Убедив себя, что наиважнейшее для тебя сейчас в жизни – чтобы бирка не отклеилась от талона.

… Сомнения громоздились и над Калининградом в виде полукилометровой толщи плотных облаков, которые самолету пришлось чуть ли не продавливать всем своим весом. Все вообще было под вопросом, поскольку туман опускался ниже пятидесяти метров – но подоспевшие боги любви его разогнали.

Усатый инженер авиационной службы посмотрел на часы и сказал:

- Ребятки, пора. Московский.

Задорно позванивая, тележки понеслись к самолету. А может, перекурим еще, а, Михалыч? Чаек допьем? На улице-то ветер сырой с моря и дождец мелкий лицо режет. Нельзя. Работать надо. И минутки передохнуть нельзя. Пассажир может потеряться или запоздать, багаж его – ни за что.

… В толпе встречающих она распознала Павла сразу. А в руках его пламенели розы.

- Мне так не терпится, - шепнула она, - но еще ждать багаж…

И – словно бы ответом – загудела, зашевелилась лента транспортера. И показался на ней чемодан с цветочком.