ЧЕМОДАН С ЦВЕТОЧКОМ
- Мама, спасибо, я уже в порту, все нормально. Я… я
доберусь! – сказала Лена в телефон с каким-то невероятным, несообразным смыслу
фразы воодушевлением. Доберется – ну и что здесь такого? Взрослая уже девочка.
Не через тайгу ведь пешком. Но она-то знала, что стремится к тому берегу, куда
не всякий, увы, и за всю жизнь добирается, на какой самолет билеты ни покупай.
Нет, она доберется! Уже через
пять… нет, уже четыре часа она будет с Пашей! Она
зажмурилась и тряхнула головой, вспоминая события последних недель, которые
обещали перевернуть жизнь. Остановилась. А потом энергично ринулась к стойкам
регистрации. В голове так и звенело: «доберусь-доберусь-берусь». Берусь! Слово-то какое смешное!
Поэтому она смеялась,
протягивая билет и паспорт девушке за стойкой.
- У вас большая коробка, – покачала
та головой в ответ, - негабарит.
Транспортеры, обрабатывающие
основную массу багажа, объяснила она, рассчитаны лишь на определенные размеры
чемоданов. Все, что больше, застряло бы, так что приходится обрабатывать
вручную.
- Это ваза, - зачем-то
пояснила Лена. - Фарфоровая. Алапаевская. Спецзаказ.
И осеклась. Это ж начинать
надо с того, что в 1999 году снега не было до декабря, не было совсем, а потом
он вдруг выпал как-то разом, превратив сквер у школы в заколдованный лес. Он
светился за окном, когда двое школьников украшали кабинет к
встрече нового тысячелетия. Мальчик сказал: «миллениум-линолеум-астролябиум».
Девочка прыснула – и закачалась на стуле, с которого она цепляла на потолок
мишуру. Хваталась за воздух, за шкаф, который заходил ходуном. Удержалась. Но
вниз полетела ваза… Нет, не так, надо с больших букв,
вслух читать, с выражением. Любимая. Ваза. Классной. Рука-а-а... Водительницы.
Вину мальчик взял на себя, классная с тех пор невзлюбила его люто и шпыняла беспощадно все
полтора года до выпуска. Всякий раз, когда это происходило снова, девочка пыталась
куда-нибудь спрятать глаза…
- Ну, тогда тем более! –
воскликнула девушка за стойкой, – деликатный багаж! Понимаете, хотя грузчики
стараются работать максимально бережно, если бы они обращались со всеми вещами
как с люстрами чешского стекла, перегрузка затянулась бы на часы. Поэтому
хрупкий багаж можно и нужно сдавать отдельно – к нему будет особое отношение!
А вот насчет любимого
чемодана с наклеенным цветочком (память о Ларнаке, семинар по возврату НДС)
Лена засомневалась: может, лучше не сдавать? А то вдруг потеряют, забудут… Ну или вскроют где-то…
Нет, категорично ответила
сотрудница аэропорта, уж точно не вскроют. Прошли те времена. Все помещения,
где обрабатывают багаж, под постоянным видеонаблюдением службы безопасности, доступ
туда имеют только проверенные люди.
А насчет «потеряют-забудут»…
- Видите, - показала девушка
Лене багажную бирку, - три большие латинские буквы: международный код аэропорта
назначения, а если рейс с пересадкой – то еще аэропорта пересадки. И штрих-код,
где зашифрована вся необходимая информация о маршруте и рейсе.
Поэтому вероятность ошибки ничтожна,
отработаны все процедуры погрузки и выгрузки, сортировки… За
своевременность доставки сотрудники несут серьезную ответственность. А в
больших аэропортах багаж быстро и четко сортирует автоматика – вот там и идет в
дело штрих-код.
- Кстати, я вот в Калининград
лечу через Москву, мне в Домодедово нужно будет все получать и сдавать снова? –
спросила Лена и порадовалась, что вспомнила спросить.
Девушка посмотрела на монитор
и ответила:
- Зачем… Багаж просто
перегрузят из самолета в самолет…
- А успеют?
- Да. Сейчас все так
отлажено, что на сортировку и перегрузку уходит примерно столько же времени,
сколько у пассажира, чтобы выйти из самолета и пройти на посадку на следующий
рейс. Конечно, лучше не устраивать гонку, оставить между рейсами хотя бы час. А
то вы-то добежите, а вот багаж подвезти не успеют.
Добегу, опять улыбнулась про
себя Лена, я-то добегу. Доберусь. Этот Паша ей никогда особо не нравился.
Незаметный он был какой-то. Скромный. Учился хорошо, умный, но иной раз на него
что-то найдет - его спрашивают, а он молчит. И в компаниях так же. Его и не
звали толком никуда.
«Ленка, я вообще говорить
начал в четыре года. И сейчас иногда с трудом слова подбираю». Это он ей писал
уже восемь лет спустя. Когда она неожиданно увидела
его фото в социальной сети одной из своих бесконечных горьких ночей. И
написала. Именно ему. Может, как раз потому, что всю школу заодно с другими чуралась
его. Переоценка ценностей, знаете ли. Когда девичьи восторги оборачиваются
одной только болью – логично потянуться к тому, что тебе казалось смешным и
неинтересным. А может, ее измученная душа понадеялась тогда, что он спасет –
как тогда, с вазой.
Она написала, он ответил.
Снова и снова. Когда посмотрела на часы, обомлела: через час на работу! «Паша,
а нам на работу не пора?» – «Лена, я теперь балтиец J Кёниг, Три часа разницы с вами!».
Вот только, посоветовала
девушка, чемодан лучше упаковать:
- У нас-то чисто, ребята
аккуратные, а вот там, куда прилетите, мало ли что…
На досмотр Лена неслась чуть
ли не бегом, хотя и понимала, что никак этим процесс не ускорит. Самолет улетит
по расписанию. Но ее охватила страшная усталость. Минуты и часы до встречи были
словно сотни метров воды, которые нужно было переплыть, а она уже выбивалась из
сил. Ах, если бы можно было уговорить пассажиров тоже бежать на посадку… позвонить
тем, кто еще только в дороге, поторопить! А потом сказать диспетчеру: мы все
уже сели, чего ждать, отправьте нас сейчас! Ну,
пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
- Вот скажите, а что это у
вас в сумочке? – нахмурился крепкий мужчина на досмотре. - Отвертка под «крест»?
- Пилочка для ногтей, -
растерянно ответила Лена. - Там набор… маникюрный.
- Извините, нельзя, -
отечески покачал головой он. - Надо в багаж сдать.
Тут уж Лена, идя обратно,
задумалась. Не потеряется ли коробочка с набором среди больших чемоданов?!
- А мы такие маленькие
предметы отдельно перевозим, - успокоила ее все та же девушка. - Это называется
«багаж командира корабля». Потому что раньше туда сдавали только важную почту,
ну еще иногда оружие, и за все это командир нес персональную ответственность. А
когда меры безопасности усилили, туда стало попадать множество колющих
предметов, которые пассажиры забыли уложить в основной багаж…
Ну что ж, еще немного
формальностей…
- А вы точно полетите? –
как-то по-особенному спросила девушка. - Я почему уточняю: если пассажир
отказывается от полета после регистрации и сдачи багажа, ему приходится ждать
здесь, пока багаж не найдут среди других сумок и не вернут его. И до тех пор
самолет не отправляют. А за простой пассажир должен заплатить – если только у
него нет сверхуважительных причин. Даже объяснительную для полиции людям
приходится писать!
«Зачем ты меня об этом
спрашиваешь?» - читалось в Лениных глазах. Не надо. Я сама себя об этом
постоянно спрашиваю. Все эти месяцы с той ночи, когда была еще одна ночь, а потом
еще одна, не считая «аськи» во время работы, а потом еще начались вечера, когда
она перестала ездить на транспорте и ходила пешком, чтобы можно было говорить,
говорить, говорить, говорить по дороге домой и потом еще говорить, наматывая
бессчетные круги вокруг дома. И врать, заходя в квартиру: сынок, меня на работе
задержали. И не слышать при этом вздоха мамы, которая видела в окне все эти
круги и восьмерки.
Ну так и наматывала бы и
дальше, зачем куда-то уходить из двора, зачем все эти такси и чемоданы. Будто
не понимаешь, что вознамерилась добраться на такой берег, на какой в третьем
тысячелетии добраться, похоже, не суждено уже ни одной женщине.
Когда она выходила из
подъезда, сумка ударилась о косяк, и она поняла, что никуда не поедет. Начала
звонить в Кёниг с извинениями, на ходу поняла, что не сможет выдавить ни слова
– так что пришлось садиться в такси. Так что не надо ничего спрашивать.
И не надо ничего отвечать.
Надо выдохнуть, легко и непринужденно взять онемевшей рукой посадочный талон с
багажной биркой и идти. Убедив себя, что наиважнейшее для тебя сейчас в жизни –
чтобы бирка не отклеилась от талона.
… Сомнения громоздились и над
Калининградом в виде полукилометровой толщи плотных облаков, которые самолету
пришлось чуть ли не продавливать всем своим весом. Все вообще было под
вопросом, поскольку туман опускался ниже пятидесяти метров – но подоспевшие
боги любви его разогнали.
Усатый инженер авиационной
службы посмотрел на часы и сказал:
- Ребятки, пора. Московский.
Задорно позванивая, тележки
понеслись к самолету. А может, перекурим еще, а, Михалыч? Чаек допьем? На
улице-то ветер сырой с моря и дождец мелкий лицо режет. Нельзя. Работать надо.
И минутки передохнуть нельзя. Пассажир может потеряться или запоздать, багаж
его – ни за что.
… В толпе встречающих она
распознала Павла сразу. А в руках его пламенели розы.
- Мне так не терпится, -
шепнула она, - но еще ждать багаж…
И – словно бы ответом –
загудела, зашевелилась лента транспортера. И показался на ней чемодан с
цветочком.