Количество поклонников
американского телесериала «House M. D.» давно перешло в качество – он стал частью
культурного кода 2000-х, чем-то, чем просто-таки обязан интересоваться человек,
если он хочет слыть «продвинутым». Но всему приходит конец. Седьмой сезон
обещает стать последним. Гибель сериала надвигается как в сугубо
технологическом плане, так и в идейном.
Ему надоело
Проще всего обсуждать вещи сугубо технологические. Личность значима в любом фильме или сериале, но «Хаус» бьет в этом плане все рекорды – вся махина держится на одном человеке. Практически любой сериал можно себе представить с другим персонажем: зрители поплачут о прежнем, да и начнут смотреть дальше. Как бы ни была любима всеми Кэрри из «Секса в большом городе», но сугубо гипотетически можно себе представить, как она «уезжает жить в Париж» (или в Нефтеюганск – это было бы свежо и в то же время в тренде), и дальше мы смотрим про приключения уже трех подруг. Ну, или они где-то знакомятся с новой товаркой.
В «Хаусе» же Хаус – это всё. Хью Лори совершил чудо, процентов 90 привлекательности сериала – это его заслуга. Но тем самым он выстроил галеры, к которым прикован. Семь сезонов – это семь лет почти непрерывной работы. В предисловии к путеводителю по сериалу он сам с грустной иронией написал, что все эти годы прошли мимо него: он не видел ничего, кроме съемочного павильона, куда заходит в шесть утра, а уходит из него затемно. Не говоря уж о том, что за семь лет от единственной роли можно смертельно устать или сойти с ума, начав отождествлять себя с телеперсонажем.
Так что не приходится удивляться, что британца не могут удержать уже ни 400 тысяч долларов за каждую серию, ни обожание десятков (сотен?) миллионов людей по всему миру. На днях он объявил, что уходит ради карьеры… блюзового музыканта.
Кризис жанра
Первооснова сериала – каверзные медицинские случаи и процесс их расследования методом дедукции. Вряд ли стоит удивляться, что когда число эпизодов перевалило за сотню, загадки перестали завораживать, поскольку общая канва понятна. В конце концов, даже весьма эрудированный зритель чувствует себя несколько чужим на этом празднике жизни. Заковыристые термины как из пулемета, успеваешь ухватить лишь самую суть: всё говорило за то, что у больного вот это, а у него оказывает вот то. Надо же, как бывает. Или: данный результат анализа может свидетельствовать как о болезни А, так и о болезни Б, проблема лишь в том, что лекарство от болезни А при болезни Б убивает, и наоборот. Вот ведь, ага.
Медицинскую проблематику удалось сделать общепонятной, введя изначально в сериал тему лжи. «Все лгут» - просто-таки неофициальный лозунг сериала. Кстати, я не удивлюсь, если сообщения о музыкальной карьере Лори окажутся ложью – такое остроумное промо сериала: мы ж вам говорили, что все лгут, как вы могли забыть?
Но за семь лет сериал успел исследовать тему лжи во всех аспектах – перебраны все мыслимые мотивы, по которым лгут больные; разнообразно лгут друг другу персонажи-медики и прежде всего сам Хаус. Из присутствующих на экране лиц не замечена во лжи разве что дочь Лизы Кадди – но стоит ли ждать еще пару сезонов, когда она подрастет и научится это делать?
Ухищрения сценаристов, пытающихся хоть как-то подогреть интерес зрителя к сериалу, навевают грусть – эта бойкость сродни предсмертным судорогам. Хотя, конечно, они и в судорогах прекрасны – не сравнить с убожеством их российских коллег, вытягивающих последние серии какой-нибудь «Маргоши». Вот привычная структура серии летит к чертям, то есть мы об этом сразу не знаем, и, видя Хауса, который отзывается на какое-то чужое имя, предвкушаем, что он опять начал жрать свои таблетки или у него гельминты в голове, поэтому он малёха спятил, и вот-вот грохнется в обморок, после чего пойдут начальные титры. Ну, или вон у нимфетки синее пятно на лице – наверное, она больна, щас у неё отнимутся ноги, и пойдут начальные титры. Но, оказывается, ничего подобного: медицинская загадка в серии есть, но она где-то пренебрежительно на заднем плане, главное же, что Хаус пошел в школу заниматься профориентацией, а что его заставило это делать, он объясняет той самой девочке и её другу, а заодно выясняется банальнейшая внемедицинская причина синего пятна на её лице. Занавес, человек сто по миру становятся педофилами, им теперь снится эта девочка.
Или вот другая серия: для пущего драматизма болеет не абы кто, а возлюбленная Хауса. В принципе, подобное в сериале уже было. Но тут начинается изящная игра с формой: героям снятся забавные сны, стилизованные то под комедийный сериал, то под мюзикл, то вестерн.
Понятно, что всё это ненадолго…
Идейный крах
Нередкий, в принципе, сюжет, когда автор начинает измываться над надоевшим ему персонажем – скажем, «убивает» его особо изощренным образом или блистательного героя заставляет стать мямлей и тупицей. Так и кажется, в «Хаусе» происходит ровно то же самое.
Доктор Хаус сделался столь оглушительно популярен, потому что получился виртуальной отдушиной для типичного зрителя – городского невротика, задавленного тысячами условностей. «Иншее життё» - вообще главный продукт масс-культуры: бедные девушки любят смотреть про богатую и красивую жизнь, а мужчины любят кино про крутых парней, которые могут себе позволить прервать надоевшего собеседника короткой очередью.
Вот и Хаус люб нам тем, что он позволяет себе то, чего не решаемся позволить все мы. Он хамит начальству, он в лицо говорит коллегам, что они идиоты, посетители для него вообще биомасса. Едва ли не специально сценаристы заставили его вытирать ноги о «священных коров» современного американского менталитета – политкорректность и уважение к судебной системе: Хаус зло шутит то над евреями, то над неграми, то над женщинами. А еще в стране, где семья это «наше всё» он живет один, и у него нет детей.
Но вот на последнем пункте всё и посыпалось в итоге.
Станем семьянинами и
ты, и я
Однажды бесы попутали сценаристов, и они придумали любовь Хауса к Кадди. А может, то были не бесы, а маркетологи телесети долбили, как дятлы, что в сериале должна быть романтическая линия, а то домохозяйки не смотрят. Но получалась ситуация, когда судьба хранит героя от его собственных ошибок; мало ли кого он любит, вместе они быть не могут никак, всё так и крутятся вокруг друг друга, как двойная звезда, а домохозяйки и впрямь не решаются отойти от экрана до ветру – вдруг отвернешься, а они там поцелуются. Не уникальная для сериалов ситуация – достаточно вспомнить неясные отношения Малдера и Скалли из «Секретных материалов»
Но в конце шестого сезона авторы решили взять зрителя за горло, соединив героев. Классический пример, как можно выиграть сражение ценой проигрыша войны. Они обеспечили интерес примерно к пяти сериям (интересно же посмотреть, как гепард будет ходить на поводке), но практически убили героя. Отношения невозможны без соблюдения условностей, Хаус и условности несовместимы, Хаус состоит в отношениях, - значит, Хаус уже не Хаус.
Можно вспомнить духовных «родителей» Хауса – Шерлока Холмса и доктора Уотсона. Уотсон, женившись, перестал быть сыщиком и героем – эти амплуа несовместимы. Конан-Дойл мог бы закрыть свой цикл, убив кого-то из главных героев, он это делал однажды, читатели плакали, и на второй раз он придумал такой «хэппи-энд», пусть и сладкую, но смерть персонажа.
Совместимо ли с семейной жизнью амплуа врача? Этот вопрос всплывает в 14 серии нынешнего сезона: Хаус приходит к выводу, что после начала отношений его «серые клеточки» стали работать хуже, счастье заставляет человека тупеть, разговоры о том, что купить на ужин, отвлекают; он запаздывает с диагнозом всего минут на пять, но эти-то минуты и становятся смертельными. Словно бы ему когда-то писал Флобер: «Мон ами, вы рискуете потерять ваш гений в глубинах матки». Профессионализм и семья несовместимы. Он это сообщает в финале серии возлюбленной.
И добавляет: я выбираю семью.
И делает еще один шаг к могиле, еще более становясь «типичным». «Работа фигня, главное семья» - лозунг современного мира. Здесь вас не смогут обслужить, потому что сотрудник, который мог бы это сделать, отпросился – к нему должен прийти сантехник. Какой ни была бы ваша проблема, она менее значима, чем его смесители. Как огромное благо преподносится то, что на любую работу работник может привести теперь ребенка. Что они там наработают под крики и едва успевая отнимать инструменты, никого не волнует. Экономика настолько благополучна, что утрачено понимание взаимосвязи между общественным благосостоянием и работой предприятия – проще говоря, зачем это предприятие вообще работает. Возникла иллюзия, будто предприятие – это место, где деньги раздают сотрудникам практически «за так», за то, что они пришли и посидели. Не пришли бы – ничего бы не случилось, отряд бы не заметил потери бойца. Совсем, как в СССР года так 1980-го…
Хаус со своей зацикленностью на работе был и в этом плане антитезой нашей обыденности. Но, как мы видим, перестал. Стал «простым американцем».
Развязка стала вопросом скорого времени, и она не заставила себя ждать.
Отвергнут и раздавлен
Уже в следующей серии возлюбленная догадывается, что он снова принял обезболивающее, и отказывает ему от дома. И… он раздавлен, он лепечет какие-то банальности типа «я изменюсь». То есть он уже окончательно стал «типичным горожанином» мужского пола, чикагцем, парижанином или москвичом: готов на всё ради женской похвалы, а женщины не знают, по какому еще поводу ему отказать («я не вижу будущего у наших отношений», «я видела, как ты разговаривал со своим начальником, ты был просто жалок», «ты инфантилен» - и такая дребедень до бесконечности). Мужчина, что вы делали всю жизнь? Устранял причины для женского недовольства мною.
Чтобы увидеть такого персонажа, нам незачем включать телевизор или скачивать торрент – достаточно посмотреть в зеркало. Хаус больше никому не нужен.
В коммунистические времена был такой изощренный жанр воспитательного романа или фильма, который увековечил В. Сорокин своей пародией «Тридцатая любовь Марины». В центре сюжета там был эдакий враг общества – стиляга, спекулянт или человек просто не участвовал в соцсоревновании. Вначале показывали, как ему сладко живется. Но затем выяснялось, что сладость на самом деле самообман, что-то его всё-таки грызет, и в итоге он перековывался. Сам, без какого-либо давления со стороны. Тем самым всем прототипам этого героя в реальной жизни ненавязчиво демонстрировали, что выхода нет, завтра им станет так же хреново, и их собственная перековка неотвратима.
Чем-то таким оказался «Доктор Хаус»: вот только что вроде был гордый сокол, радостно завтракающий в одиночестве под любимую музыку – а уже нет. Перековался. Причем никто не давил. Просто ведь как без женщины-то.
Впрочем, возможно, трусом оказался не Хаус, а его создатели. После вышеописанных событий в сериале на первый план выходит тема смысла жизни, точнее, его бессмысленности. Это тоже одна из магистральных тем сериала – какие поиски бы ни предпринимал герой, всегда выяснялось, что по-настоящему его занимает лишь работа. Сейчас его перестает зажигать и она. Что вполне логично, когда на носу последняя серия, а зрители с нетерпением ждут конца света.
Но что было бы, если бы волей сценаристов Хауса не изгнали бы из семьи? Он бы остыл и к ней. А это со стороны создателей сериала было бы «наездом» на общественные устои куда более беспощадным, нежели дразнить зрителя картинами благополучного быта одинокого мужчины.
«Мне скучно, бес»
В любом случае, сериал о борьбе за жизни оказался одним из лучших сериалов об умирании. Может, это какой-то закон сохранения. Врач не может спасти пациента, не отдав ему кусочек своей жизненной силы, и это так, даже если спасение заключалось в абсолютно холодном разгадывании интеллектуальной загадки. Но при этом сам врач понемногу лишается жизни сам. Что выражается, к примеру, в угасании интереса к внешнему миру, как у Хауса.
Другие живые существа борются за жизнь из инстинкта самосохранения или из какого-то спортивного азарта – доказать, что способен выжить. У людей такого азарта давно нет, поскольку выжить и жить – невелика хитрость; да и инстинкт мы в себе превзошли силою рассудка. Мы живем только в силу инерции мышления (взять и умереть – ну, не принято как-то) или пока интересно. Хаус – это просто-таки образец человека, который изжил в себе и обычаи поведения, и интерес к чему-либо. Сверхчеловек, вершина эволюции человеческого рода, для которого умереть было бы в высшей степени логично в любой момент.
